society

Так называемая серьезность

Неизвестно где, откуда и когда появилось серьезное отношение к жизни. Может быть, когда женщина, отстраняя порывистую мужскую руку , возопила: Прошу видеть во мне человека! Может быть когда мужчина, понаблюдав прихотливый полет бабочки, нахмурился и подумал: надо бы узнать, почему она летает и что у нее внутри? Может быть, когда юноша из стихотворения Гейне “Вопросы”, глядя на звездs, принялся их допытывать: Кто там на вас, звезды, живет?
Серьезность — мать сутулости, очков, портфелей и законодательница мрачной моды. Кто когда-нибудь видел веселого преподавателя марксизма-ленинизма? Скорее доведется увидеть небритого милиционера. Каждый, кто учился в советском институте, сталкивался с преподавателями сей дисциплины — мужчинами, одетыми навечно в серые, непристойно дешевые костюмы, и неприступными. неподвижнолицыми дамами без всяких признаков кокетливости или косметики. Таких мужчин не хочется приглашать кататься на чертовом колесе, к таким дамам не тянется порывистая рука.

Урла

Рассеянное внимание, чуткое, как паутина, окружает компанию и вибрирует при появлении возможной жертвы. “Эй, мужик, дай сигарету...”, хотя карманы набиты сигаретами, или: “Дай огоньку...” Великий момент распознавания “другого”: когда зажигалка освещает лицо прикуривающего, глаза “собирают информацию”. При этом кто-то из корешей толкает его в плечо и орет: “Возьми для меня сигаретку.” Инициатор ирикуривания бросает “отстань, дай с человеком поговорить” и т.д. Для обладателя зажигалки дело может обернуться плохо или вообще никак. Но вот в паутине внимания девушка, группа радуется, если она красива и дефилирует плавной независимой походкой, начинается вербальный обстрел ее прелестей, иные слова, клейкие, как леденцы, или острые, как льдинки, недурно попадают в цель...
Мы часто созерцали подобные компании или ста- новились жертвами их интереса. Их называли “шантрапой”, “хулиганьем”. Но лучше всего пристала кличка “урла” - любопытная морфема для лингвистов, суггестивная ассоциация с названием рассказа Мопассана “Орла”, где повествуется о странной, неведомо как возникшей атмосфере ужаса.

20 000 Лье Под Водой: Фаллический Апофеоз

Буржуазная эпоха основательно перевернула бедные мозги человеческие, а Совдепия — страна, несмотря ни на что, угнетающе буржуазная, довершила этот процесс. Мы читаем в детстве очень сложные тексты — сказки, притчи, мифы, а простую литературу, к примеру. Канта или Пруста, читаем в так называемом зрелом возрасте. Жюль Верн для нас — интересный, весьма трогательный рассказчик, плюс к тому энтузиаст научного прогресса. Рассказчик он действительно неплохой, но наукой интересовался мало и относился к ней очень мрачно. Вернее, отношение это с годами колебалось, пока не утвердилось в торжествующем пессимизме-- имеется в виду неоконченный роман “Последняя Атлантида” (1903 г.). Поразительно, что научно инспирированный писатель, который всю жизнь интересовался проблемой источников энергии, вообще игнорировал нефть. Его всегда воодушевляла греза об электричестве, но под электрическом он понимал нечто весьма своеобразное. “В природе существует сила могущественная, простая в обращении. Эта сила — электричество.” Капитан Немо почти адекватно передал мысль алхимика Бернара Тревизана (15 век). Тревизан разумел под электричеством “модификацию тайного огня”.

Цивилизация Блефа

Очень вероятно, что атомная бомба, спид, угроза массового уничтожения относятся к серии субверсивных мифов двадцатого столетия. Держать в беспрестанном страхе безликую однородную и почти бесполезную человеческую массу — задача не слишком трудная. Но, похоже, афоризмы типа “ищи, кому это выгодно”, предположения о секретных и полусекретных, правящих миром сообществах, о сговорах финансовых и политических суверенов, слишком индивидуально-романтичны. Подобные сообщества и подобные сговоры наверняка существуют, но вряд ли имеют значение столь сногсшибательное. Все это слишком в стиле Маккиавелли, слишком, так сказать, в геоцентрическом стиле. Современные финансовые и политические бонзы не похожи на Борджиа или Фуггеров, они однородны, стереотипны и экзистенциально не выделяются из общей массы. Следует, скорее, говорить о климате или атмосфере блефа, о бесцветных сумерках, наэлектризованных черной магией больших цифр.

Мир сдаётся под ключ

“Посторонним вход воспрещен”, “запрещается”, “воспрещается”, “по газонам не ходить”, “не курить”, “подделка билетов преследуется”, “стойте справа”, “не прислоняться”, “не зазнаваться”, “не улыбаться” — пардон, два последних лозунга не введены в обращение. Где мы? В европейской стране в конце двадцатого века или в кошмарной школе мистера Сквирса из романа Диккенса? Неопределенная форма, повелительное наклонение, строгий шрифт, строгие краски. До тринадцатого года в России только весьма кичливые купцы изображали на воротах такого типа надписи: “Господам посторонним посещение склада сего не доставит удовольствия”. Однако даже столь спокойное предупреждение в столетии пятнадцатом-семнадцатом сочли бы неделикатностью. Живая натура вообще, человеческая в частности, очень не любит однозначности, отсутствия выбора. Допустим: трактир, где можно переночевать, называли “Золотой Лев”. Игра слов: “Lion d’or” можно прочесть как “Lit on dort”—“кровать для спанья”.

Антураж, Фон или Нечто Малопонятное

Вернемся к логике настурций. Художественная энергия хочет настурциям добра. Что такое "добро" в таком контексте? Мы идеально относимся к настурциям, хотим поместить в хорошую обстановку, придать соответствующий антураж. Вспомним тривиальное сравнение: пожилой и богатый сообщает красивой девице: вы, мадмуазель, суть бриллиант, требующий драгоценной оправы. Почему? Если красивая девица самодостаточна, зачем антураж, можно приходить в гости в ее грязную халупу. Нет. Богачом движет художественное чутье, его, вероятно, подсознательно, терзает проблема взаимозависимости девицы и ее фона. Но мы в отличие от него, не просто позитивно, а восторженно относимся к настурциям, требующим, как мы чувствуем, не драгоценного, а исключительного антуража.

Наутилус: Наука и техника

Классификация человечества, по Жюлю Верну, должна быть такова: изобретатели и реализаторы научных идей; преданные работе рабочие; не менее преданные матери и жены; сыновья и дочери, продолжающие дело отцов; негры, достаточно цивилизованные для собачьей преданности. Все это неплохо для социалиста-утописта или автора научно-популярных брошюр, но скучновато для романиста. Художественной прозе столь же трудно обойтись без инъекции зла, как музыке без диссонанса. Роману воспитания конечно необходима сюжетная основа, но здесь вот какая странность: у Жюля Верна юноши и девушки, равно как и женщины, в принципе замечательны, перевоспитанию подлежат некоторые мужчины средних лет вроде Айртона из "Детей капитана Гранта" или… капитана Немо.

Интеллигенция: Надо жить интенсивно

В общеобразовательных школах и прочих аналогичных коллективах иногда случаются такие сцены: сопливый неряшливый бутуз хлещет по… лицу приличного мальчика из интеллигентной семьи — мальчик ошарашенно молчит и только закрывается. Профессор Степан Степаныч, страдалец коммунальной квартиры, обнаружил пропажу с кухонного стола банки икры, и хотя раньше безропотно терпел подобные выходки соседки Нюры, на сей раз не выдержал: "Вы часом не видели на моем столе банку икры?" "А ты это видел?" — заорала Нюра и, задрав халат, выставила часть тела, которую обычно обнажают при уколах в больнице. Потрясенный Степан Степаныч провел остаток дня в противной нервоте. В электричке тройка веселых парней плюнула в… лицо элегантному юноше и принялась громко и подробно обсуждать прелести его спутницы — сидящие неподалеку "очкарики" брезгливо и стыдливо закрылись газетами.

В сторону легкомыслия

Неоплатоник Прокл сказал чётко: «Объяснять одну вещь через другую, другую через третью и т.д., значит расслаивать объясняемую вещь на отдельные дискретные части, поскольку каждая причина вещи объясняет только какую-нибудь одну её часть. А это значило бы утратить вещь как целое, как нечто, не составляемое из частей, неделимое и неповторимое».
Но никто не знает про это неделимое и неповторимое. Упомянутая девушка - обычный и загадочный синтез. Успокоенные первичным незнанием, вынужденные довольствоваться разрозненными данными, попадающими в поле восприятия, мы «комбинируем» эти данные в какое-то новое целое, в «модель» объекта. Точно так же ученый конструирует модель атома или вселенной. Мы живем в неразрешимой дилемме, о коей зашла речь в споре Жака Лакана и физика Жюля Бельвуа. Последний утверждал: наши теории совершенствуются, приближаясь к вечным парадигмам; Жак Лакан, напротив, доказывал, что мы проецируем на вселенную структуру нашего рацио, пытаясь прояснить один «икс» другим.

Ради триумфа ложного идеала роз

Разные «геометрические» максимы как то: прямая – кратчайшее расстояние меж двумя точками, идти прямым путем, ассоциация честности и прямоты и т.п. лишены оснований в силу определенной идеальности геометрии. Она, может, и хороша в интеллигибельном пространстве, но унифицирует, упрощает, искажает пространство жизненное. Поскольку точка, прямая линия, плоскость – метафизические сущности, ни о каких «трёх измерениях» речи быть не может. У живого пространства нет законов, его нельзя измерить. Это касается и любого манифестированного в пространстве объекта. Поэтому законы геометрии относятся только к сфере anima rationalis – души рациональной. Мы не будем исследовать многочисленные выводы данного утверждения, ограничимся примером толпы. То, что мы называем пространством – область взаимодействий, напряженности, коллизий во-первых, космических элементов – огня, воздуха, воды, земли, а затем субстанциальных производных этих стихий, в том числе и людей. Но здесь такой момент: толпа, о которой писал Диккенс, равно как толпа в современном смысле – явления большого города. Трудно представить толпу во всём её кошмарном ассоциативе в необъятных цветущих лугах, перелесках, предгорьях, арктических пустынях и т.п. Бунт, лозунги, крики нелепы в таких местах, ливень, град, лесной пожар разгонят толпу сколь угодно разъяренную. В лучшем случае, динамическая конфигурация толпы будет напоминать линии сбросов, аллювиальных нагромождений и прочих геофизических процессов.

Страницы