Веселая наука (протоколы совещаний)

Двойные любовные сближения

ожно ли считать историю Адама парадигмой человеческой индивидуальности вообще? Только в плане падения и распада. Рассказ об Адаме — один из вариантов драмы человеческого бытия, Адам — творение Божие и полностью зависит от воли Творца. Упование иудео-христиан — подъем по заповеданной тропе либо с помощью мистической практики, либо усилиями аскезы и добродетели. Это не годится для человека, желающего стать свободным индивидом.
Данный текст суть интерпретация стоико-неоплатонической гипотезы Посидония, Порфирия, Синезия и размышление над известным символом дерева корнями вверх. Эти корни живут и насыщаются в космической стихии огня — не забудем, такой огонь содержит воздух, воду и землю. Премудрые каббалисты уподобляют корни сии волосам на голове человеческой — последние, словно антенны, притягивают небесную пневму.
Языческая магия не знает трансцендентности, «первоединое» индивида — огненный эйдос, который через воздух и воду превращается в сперму, образуя субтильное тело души, а затем, в стихии земли, тело физическое.

На цыпочках и на ощупь

Одно из толкований символа креста: горизонталь суть пребывание «внешнего человека», вертикаль — «внутреннего человека» (индивида, тайного «я» по Майстеру
Экхарту). Их пересечение непременно ли ведет на Голгофу, к жизни дон Кихота, в сумасшедший дом? Ежели вспомнить сказанное в связи с окружностью, меж горизонталью и вертикалью всегда остается крохотный зазор, минимум, невозможный для преодоления. Пользуясь романтическими доводами в защиту индивида, мы не добьемся ничего. Человек не в силах себя отделить от окружающего — дело в неразрешимом понятии грани, границы. Он раздвоен природно. Индивид либо фантом абстрактного мышления, либо цель неустанного поиска. Французский философ Шарль де Бовиль писал в книге «О мудрецах»: «После грехопадения человек не может вернуться к нерушимой первичной простоте. Он должен через противоположность, что раскинулась над ним, найти истинное единство своей сущности, то единство, которое не исключает различие, но ставит его и поощряет. В простом бытии нет силы, оно плодотворно, когда раздваивается в самом себе и таким образом восстанавливается в своем единстве».
Перечитаем знаменитое место из книги «О любви»: оголенная ветка, брошенная в соляные копи близ Зальцбурга, через некоторое время обрастает чудными кристаллами. Аналогичное, по мнению Стендаля, случается в любви — реальная женщина расцвечивается воображением влюбленного. Так для дон Кихота крестьянка Альдонса Лоренсо превратилась в Дульсинею Тобосскую. О пародийном посвящении в рыцари, свершенным хозяином постоялого двора, и говорить нечего. Поэтому, в частности, рыцарь Полной Луны (бакалавр Самсон Карраско) победил героя и заставил возвратиться в подлунный мир, в родное село.
Эта история вызывает в памяти строки Томаса Элиота об очарованных пловцах:
Но человеческий голос пробуждает нас,
И мы тонем.
Поскольку без помощи Афродиты—Эроса нельзя сделать ничего... существенного.

Ведьмы и растения

Растения — иное дело, энергичные, хищные сны растений часто определяют нашу чувственную реальность. Эта пограничная ситуация придает растениям первостепенную роль. Они — стражи порога, защитники, охраняющие нашу хрупкую человеческую структуру от возрастающей агрессии черного космоса, как бы его не называть: бесконечная вселенная, инферно, потустороннее, экологическая коррозия и т. п.
Среди этих стражей «чеснок обыкновенный» (Allium satium) из семейства лилейных (Liliaceae) занимает одну из командных должностей. Он остается вегетативным божеством северных народностей — нивхов, юкагиров, айнов, где и поныне существует обычай: охотник наугад берет один плод из груды чеснока — при нечетном числе долек охота обещает удачу.

Запад как предвестие Востока

Мы рождаемся язычниками и только лет через десять попадаем в когти социальной или небесной номенклатуры. Поначалу, обожженные крапивным огнем, испуганные синими глазами жабы, исколотые боярышником, мы бродим по лугам и лесам вполне боязливо. Но попадаются хорошие, дивные дни: удар ослепительного дождя в молодой листве, гусеница пьет воду из копытцевой ямки, шмель врезается в одуванчик, бородатый голый человек рыдает, уткнувшись в ольху, иволга хохочет на розовой заре. Потом научаемся читать: «дерево да рыжая собака – вот кого он взял себе в друзья» и, следуя за грезой Н.С. Гумилева, выслеживаем солнцебога В можжевельнике гранитный валун, прижимаем ухо, камень горячий, терпеливо слушаем…часа через два сквозь мягкую сонорную пелену просеивается медоточивый шепот, неважно, что это означает, слушаем отдаленное гудение подземных пчел...
Потом худо бедно осваиваем французский и переводим: «Синими летними вечерами я блуждаю в тропинках…мечтатель…» Энергическая волна стихотворения Рембо перехлестывает границу чуждого языка и будоражит иллюзией понимания.

Шутовская медицина

Дабы утолить «вопрос» своего пениса, мужчина (цивилизованный) приближается к женщине своей мечты «логарифмической спиралью» — имеется в виду политес, вежливое внимание, цветы и прочее. Полученный «ответ» удовлетворяет не всегда и не надолго, надо спрашивать еще и еще. Плод древа познания, напитанный афродизиаком, согласно теологу Ламеннэ, беспокоит в любом возрасте, и даже после смерти. И поскольку мозг и сперма суть одно (в платоническом дискурсе), «познание» женщины и природы идентично. Один и тот же аналитический процесс.
В романе великого австрийца Германа Броха «Невиновные» разговорчивая старая служанка вспоминает бывшего любовника, «специалиста» по женскому сексу: «Я и так была без одежды, и он словно раздел меня еще больше, как будто голого человека можно раздеть еще больше. Потому что стыд — все равно что еще одна одежда... Он был врач и учитель и в то же время слуга моей страсти.

Блуждание лифчика в запутанной тематике

Французская королева Мария-Антуанетта славилась роскошной грудью, две гипсовые чаши на золотом треножнике до сих пор хранятся в Лувре. Донельзя эксцентричная, она явилась на бал в парижскую мэрию обнаженной до пояса, что, вероятно, и послужило поводом к революции. Если бы королева надела лифчик, неизвестный в ту пору, Франция оставалась бы страной монархической. Это почти не преувеличение. Женская грудь на мужчин действует гипнотически. Когда греческий герой Беллерофон почти взял город на элейской равнине, ворота открылись и вышли женщины, придерживая, словно предлагая груди. Смущенный Беллерофон отступил к морю и скрылся – Посейдон, по слухам, был его отцом.

Юбка с разрезом и беs

Говорить и писать про юбку можно с весьма бесчисленных точек зрения. Лучше всего, если б планета вымерла, и на одинокой веревке осталась бы висеть одинокая юбка. Тогда легче рассуждать о "вещи в себе", феноменологической редукции, шозизме в стиле Роб-Грийе или Клода Мориака. Недурно поразмыслить о юбке в духе "Превосходства женского пола над мужским" Агриппы Неттесгейма. Знаменитый чародей поделился с читателем таким наблюдением: мужчина вынужден лечь или склониться к земле, чтобы нацепить штаны, женщина свободно надевает платье с поднятой головой, что соответствует достоинству человека. Психолог Эрнст Кречмер в книге "Морфология тела и характер", не касаясь высокой миссии человека, рассуждает так: нрав и темперамент женщины лучше всего проявляется в манере натягивать юбку.

Иной поворот: всякий читатель Дюма-отца помнит, как после боевого свидания с миледи д'Артаньян ворвался в квартиру Атоса в юбке и сапогах со шпорами — даже супермолчаливый Гримо заорал благим матом.

Веселая наука (Протоколы совещаний)

Дабы утолить "вопрос" своего пениса, мужчина (цивилизованный) приближается к женщине своей мечты "логарифмической спиралью" — имеется в виду политес, вежливое внимание, цветы и прочее. Полученный "ответ" удовлетворяет не всегда и не надолго, надо спрашивать еще и еще. Плод древа познания, напитанный афродизиаком, согласно теологу Ламеннэ, беспокоит в любом возрасте и даже после смерти. И поскольку мозг и сперма суть одно (в платоническом дискурсе), "познание" женщины и природы идентично. Один и тот же аналитический процесс. В романе великого австрийца Германа Броха "Невиновные" разговорчивая старая служанка вспоминает бывшего любовника, "специалиста" по женскому сексу: "Я и так была без одежды, и он словно раздел меня еще больше, как будто голого человека можно раздеть еще больше. Потому что стыд — все равно что еще одна одежда…Он был врач и учитель и в то же время слуга моей страсти. Сам он, казалось, не испытывал иного вожделения, кроме моего, и если я от страсти кричала, он воспринимал это как похвалу себе, как похвалу своему желанию, которое нуждалось в такой похвале, чтобы умножать свои силы. Он и был сама сила и мощь, и все это — от слабости… И все же я знала, что это дурно. Потому что это женская роль — служить мужскому вожделению, а не наоборот, и куда правильней были те парни, что не спрашивали меня о моей страсти, а швыряли по-простому наземь, заставляя служить своей".

Страницы