Так. Давайте подумаем, что такое три тысячи дукатов в переводе, скажем, на доллары. Это очень затруднительно, но это не менее 3.000.000 долларов, безусловно. Хотя тогда в Венеции эта сумма считалась весьма незначительной. Весь вопрос в векселе, который подписал купец Антонио. В векселе Шейлок оговаривал, что в случае того, если он запоздает с уплатой, он возьмёт с Антонио вместо трёх тысяч дукатов он возьмёт фунт мяса, который вырежет в любом ему удобном месте.
Надо оговориться, кстати, что Шейлок не очень-то хотел давать эти три тысячи. Но потом он вспомнил, и, как сам Шейлок говорит, он вспомнил, что Антонио – хороший человек. Это – буквально его слова. «Is good man», - сказал Шейлок.
И теперь мы подумаем, кого мог еврей Шейлок в конце XVI века назвать хорошим человеком. Здесь мы сделаем некоторое отступление от проблемы этики, подумаем о том, почему Шейлок один из первых, по крайней мере, на конец XVI века, смешал этику и денежное достояние, смешал, проще говоря, качество и количество.
Любопытная строка из стихотворения Жана Кокто о недвижно спящей женщине: "Ты мумия, и твой сон – Египет". У людей сон и реальность, как правило, чётко разделяются. Минералы едва участвуют в нашем восприятии, зато драгоценные камни через своё сомнамбулическое пространство связуют нас со звёздами.
Растения – иное дело. Энергичные, хищные сны растений часто определяют нашу чувственную реальность. Эта пограничная ситуация придаёт растениям первостепенную роль. Они – стражи порога, защитники, охраняющие нашу хрупкую человеческую структуру от возрастающей агрессии чёрного космоса, как бы его ни называть: бесконечная вселенная, инферно, потустороннее, экологическая коррозия и т.п.
Вторжение асоциалов рассеивает мнимую надежность существования. Жизнь, по видимости упорядоченная, содрогается под натиском сиюминутности, иллюзорности, случайности. Асоциалы суть воплощение материи в смысле широкой "потенциальности", неутолимой "лишенности" и беспрерывного "становления" во что угодно. Подобное "становление" наблюдает поэт Гренгуар ("Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго), попадая в "королевство Арго": "В этом городе, как в пандемониуме, казалось, стерлись все видовые и расовые границы. Мужчины, женщины и животные, возраст, пол, здоровье и недуги - все в этой толпе казалось общим, все делалось согласно; все слилось, перемешалось, наслоилось одно на другое, и на каждом лежал какой-то общий для всех отпечаток". Гренгуар, ошеломленный этим диким месивом, сомневается в самом постулате реальности: "...нить его сознания и памяти была порвана, и, сомневаясь во всем...
Мы закрываем газету или выключаем радио, хмуримся и говорим, к примеру, так: надо забрать ребенка из детского сада, не забыть купить хлеба, на улице скользко, туман... В ежеминутности, в ежедневности, по крайней мере, присутствует нечто реальное - экзистенциальная забота о более или менее ритмичном функционировании нашей пустяковой жизни. Но в сообщениях "средств массовой информации" мы не ощущаем ни малейшей реальности. Странное дело: мы читаем или слушаем о "землетрясении в Японии", о "кровавой разборке мафиозных групп", о бомбежках, ножевых ударах, голоде, наркомании, и нас это не особенно трогает. Моя хата с краю, понятно, мир катится в тартарары, тоже понятно. Однако вялостью и сумеречной скукой нельзя удовлетворительно объяснить наше равнодушие к делам мира сего. Проблема в другом: мы либо сомневаемся, либо откровенно не верим прочитанному, услышанному, увиденному на экране телевизора. Можно согласиться только с одним: то или иное событие, вероятно, произошло, раз о нем сообщается. Но все остальное - комментарии, интерпретация, статистические данные - неточно, сомнительно, неверно или просто лживо.
