ы просыпаетесь, на стене вашей спальни висит картина под названием, допустим, «Женская анатомия»: изучаете, запоминаете строение внутренних органов – если где заколет, если что заболит, вы будете знать врага. Потом, у врача, вы гордо заявите: «Доктор, у меня смещена селезёнка, барахлит печень, в почках камни и ещё что-то» Доктор (мужчина), возможно, «разденет вас глазами», но, вспомнив свою специальность «энтеролога», примется исследовать вас, как следователь – бельевой шкаф в подозрительной квартире. После консультации и покупки лекарства вы возвращаетесь в спальню, смотрите на картину, подозревая всё, сомневаясь во всём. В ванной большое зеркало: вид ваших прелестей улучшает настроение, впрочем ненадолго: вы исследуете «негативные эффекты» или намёки на таковые. Объяснений несколько, одно ошибочней другого: возраст, занудная работа, немногочисленность пребываний на роскошных курортах, дороговизна частная и общая…
Проблема продажных женщин сложна в силу этой самой "продажности". Деньги стали универсальным эквивалентом сравнительно недавно, а проституция считается древнейшей профессией. Данное сомнительное утверждение поддерживается в основном врагами угнетения прекрасного пола и необузданной мужской похоти. Prostitutio означает поденное вознаграждение — только и всего, проститутки в современном смысле появились не ранее шестнадцатого века. Языческий мир — мы говорим о Египте, Греции, Риме — был совершенно свободен от продажных женщин, поскольку брать деньги за это считалось тяжким оскорблением богинь любви — Изиды, Афродиты, Милитты.
Здесь надо уточнить особенности язычества. Физическая девственность не ставилась ни во что — девушка обретала статус женщины, когда выходила замуж или жертвовала волосы богам, божествам, демонам; генитальная эротика не ставилась ни во что — женщина, замужняя или нет, была вольна отдаваться кому угодно, не вызывая никаких нареканий. (Знаменитые исследователи античности от Бахофена до Пьера Вернана неоднократно акцентировали этот момент). Спрашивается: за что платить?
В размышлениях о лечебном воздействии музыки Фичино акцентирует внимание на «воздухе» как медиаторе звука, более того, как медиаторе души. Подобно своим великим предшественникам и последователям, Фичино презирает материальные фармакопеи, полагая, что бессмысленно лечить какие-то отдельные органы, так как польза от лекарств минимальна, но вред чрезвычайно велик. Любой телесный дефект – следствие той или иной дисгармонии души, следовательно, необходимо такую дисгармонию «смягчить небесным консонансом». Здесь Фичино разделяет мнение античных философов: музыкальные консонансы – октава, квинта, кварта – суть пропорции нашей «небесной души» (anima celestis); по терциям и секстам расположена душа срединная (anima rationalis); в секундах и септимах функционирует душа земная, непосредственно оживляющая тело (anima animalis et vegetabilis). Отсюда соответственная градация органов чувств: обоняние, вкус, осязание более материальны и тривиальны, нежели слух и зрение, чья питательная среда – воздух и огонь. Согласно Марсилио Фичино, слух и зрение рождены «огненной пневмой», которую он называет спиритусом, а его последователи – квинтэссенцией или эфиром. Музыка, по его мнению, принципиально важней визуальных образов – они отличаются определённой статикой и очень мало воздействуют на душу. Так вот: от мозга к сердцу распространяются «воздушные испарения», имеющие тенденцию «застаиваться» и превращаться во «вредную влажность». Музыка активизирует эти «испарения», освобождая доступ спиритуса (квинтэссенции) в область между сердцем и мозгом. Интервалы гармонические пробуждают резонанс индивидуальной и мировой души (anima mundi), мелодические заставляют «воздух», пронизанный квинтэссенцией, насыщать кровь «питательным огнём».
"Если натянуть на лютню струны из волчьих жил вперемежку с жилами ягнёнка, никакого настроя не жди… Имеется в человеке крохотная косточка, называемая луц, из которой тело возрождается после смерти как растение из зёрнышка".
Последнее автор сотворил лично. Когда его друга сожгли на костре, Агриппа нашёл в пепле сию косточку и успешно провёл воскрешение. Эта эскапада навлекла на Агриппу особенное негодование позднейших комментаторов. Ганс Бидерман, "Настольный лексикон магических искусств": "Пусть по мнению псевдо-Арестотеля рыбы плавают под землёй, пусть камни распевают соловьями. Но публично утверждать о воскрешении сожжённого человека достойно разве барона Мюнхгаузена".
Такая операция именуется "палингенез" и часто проводилось Пико де Мирандоло и Парацельсом, правда, над сведёнными в пепел ласточками и фиалками. Что ж, тем больше чести Агриппе, он был преданным другом. Однако при глубоких своих познаниях и гуманной врачебной деятельности отличался он легкомыслием, озорством и хулиганством. Однажды уселся в бочку с мальвазией и на телеге, запряжённой оленями, отправился с визитом к архиепископу своего родного города Кёльна. Биографы умалчивают о подробностях визита, хотя известно: проказнику пришлось покинуть славный Кёльн. С тех пор начались его беспрерывные странствия по Европе, заполненные пьянством, любовными похождениями, встречами с таинственными людьми. Однажды в городе Лионе ночной патруль погнался за всадником, который оседлал чёрного пса величиной с церковь, потом взвился в облака. Это Агриппа отправился на шабаш.
