Рынкевич В.В. Евгений Головин и измененные состояния сознания

Евгений Головин и измененные состояния сознания

В. В. Рынкевич,

писатель

Что такое «измененные состояния сознания»? За этим понятием уже закрепился определенный штамп. Так или иначе, подразумевается уход либо отказ от нормы, от нормального, общепринятого и трезвого соотнесения с миром (с применением наркотиков либо без них). «Хэппенинги» Эжена, на которых неизменно присутствовал наркотический элемент в виде дешевого портвейна и на которых вполне реально «ехала крыша», на первый взгляд вполне укладываются в эту схему. Однако на самом деле здесь происходило нечто обратное. Мы катастрофически трезвели от опьяняющего кошмара повседневности, но не уходили от мира, а всё яростнее и больнее об него бились; количество и качество боли служили необходимыми ориентирами. Это было отрезвление, и оно было беспощадно конкретным. Отправляясь с нашим Адмиралом в плаванье, мы жили по принципу «на палубу вышел, а палубы нет».

Уже много лет спустя, читая Откровение св. Иоанна, я встретил фразу, которая раньше каким-то образом ускользала от внимания. А она очень важна, ибо провидец, прежде чем описывать свой визионерский опыт, указывает на очень конкретное переживание, этот опыт предваряющее: «И услышал я шум как бы от множества вод». Этот шум я слышал неоднократно. В какой-то момент слух постепенно переставал регистрировать все внешние раздражители, т. к. внимание было буквально приковано к нарастающему шуму, он шел изнутри и очень напоминал грохот гигантского водопада. После этого можно было уже вообще ничего не слышать. А потом и не видеть. В определенный момент отключалось и дыхание. Помню, как это произошло в первый раз. Женя пел какую-то свою ужасную песню, потом на секунду отложил гитару, а мне, наконец, удалось сделать вдох, и я шепчу ему: «Женя»… А он: «Ну подожди, ну потерпи еще немного, мой маленький!», хватает гитару, и опять начинается этот кошмар.

Собственно, чтобы быть к этому готовым, нужно было изначально перечеркнуть свое маленькое «Я» и в самом буквальном смысле отдать его Эжену на растерзание. (Помню, он любил повторять слова Заратустры: Раскрой объятия призраку, который тебя пугает!) Были, конечно, случайные люди, которые каким-то образом оказывались на этих «хэппенингах», но они неизбежно вытеснялись, сама ситуация их выталкивала. Либо им становилось плохо, у них что-то начинало болеть. У одного человека вдруг начался приступ селезенки. Женя пронзительно на него посмотрел и послал за портвейном, а когда тот, держась за селезенку, стал жаловаться на боль, Женя сказал: «Я уже произнес гностическую формулу — за портвейном!». И человек пошел, у него прошла боль, он вернулся с вином, и всё продолжилось. Много было таких интересных, сказочных историй.

Но что интересно: в процессе таких не теоретических присутствий с Эженом реально приобреталось то, что Эвола называл «трансцендентной прививкой», прививкой трансцендентного. Другое дело, кто и как ее получал. Вспоминаю сейчас себя в те годы, когда мне было двадцать с небольшим. О каком изменении сознания можно тут говорить? Да и было ли то, что менялось, сознанием в общепринятом смысле? «Лишь тот, кто носит в себе хаос, может родить танцующую звезду». Эти слова Ницше звучали как призыв к действию, становились практическим советом и задачей. В результате вместо социально-приемлемого суррогата под ярлыком «сознания» имел место неструктурированный и недифференцированный поток фрагментарной психосоматики, совершенно безумной, ведь многие из нас жили тогда под чудовищным давлением как извне, со стороны социума, так и изнутри, со стороны своей, так сказать, «внутренней жизни». Так к чему же прививалось трансцендентное? Какая инстанция в нас становилась ее «носителем»? Конечно же, не сознание, а тело, точнее то, что Гурджиев метко назвал «общим присутствием».

Помню, один друг, делясь своими впечатлениями от встречи с Эженом, рассказывал: «Он на меня посмотрел, и я вдруг почувствовал, как во мне заметалось какое-то существо, ища выхода». Вот это очень точно — именно что-то начинало в тебе метаться, какая-то тень, если ты не до конца открывался. Нужно было реально открыться реальной возможности смерти здесь и сейчас, сиюминутно, иначе — ничего. Только полная открытость, полная сдача. Это происходило один раз, это происходило два раза, десять, сто…

Генон пишет, что реальное изменение всегда происходит в темноте. Совершенно верно. Потом, уже при условном свете, ты начинал осознавать, точнее, чувствовать всем телом, что с некоторых пор уже что-то есть. Что есть? Это. Часто Эжен брал за горло и требовал: «Сделай это!». Что — «это»? В какой-то момент плаванья, уже, так сказать, постфактум, становилось ясно, «что». Но не было момента перехода от «еще нет» к «уже есть» — он был сокрыт в темноте. Только тонкий шок осознавания: «да, я уже могу и делаю». Что интересно, как-то не возникал вопрос: когда это началось?.. Скорее, нет — вопрос был в другом: «когда это кончится?», ибо всё это было ужасно.

Гейдар Джахидович говорил сегодня о том, что ужас — не эмоция. И я вспомнил, как много лет назад в какой-то момент вошел в состояние необычайно легкой и радостной ненависти. Она жива во мне до сих пор, спасибо Эжену. Что это было за состояние? И правильно ли называть его состоянием? Это было светлое, абсолютно не агрессивное пространство играющих сил, в нем хотелось быть, в нем хотелось остаться. В этом состоянии ненависти можно было жить, и оно было преисполнено любви, но для меня это была именно ненависть…

Может быть, пройдет время, и кто-то напишет обо всем этом «специальную» мудреную диссертацию. Несомненно, найдутся люди, которые будут писать совершенно безумные работы, скажем, на такую тему: «Эмфатическая палатализация в произношении Эжена». Запросто. Что угодно. И это по-своему будет весьма интересно и увлекательно.

Вернусь к трансцендентной прививке. Этот парадоксальный и не поддающийся формализации опыт уводил от всего умопостигаемого и теоретического. А его результат был абсолютно практическим и витальным. Это ощущается прямо здесь и теперь, мы это носим в себе, в своем теле. И я считаю, что один из аспектов нашей миссии в том, чтобы нести дальше эту драгоценную «заразу», некогда нам привитую. Общение с Эженом отнюдь не закончилось, для многих и многих оно только начинается. Трансцендентную прививку можно получить через чтение его произведений (только для этого, как он часто повторял, необходимо научиться читать!), либо через какую-то иную — интеллектуальную или практическую — реальную вовлеченность в избранную сферу действия. Заратустра, покидая учеников, говорит им: «Вы еще не искали себя, когда обрели меня. И до тех пор, пока все вы от меня не отречетесь, я к вам не вернусь». На определенном этапе очень важно посвятить все силы внутренней работе отречения. И не бояться заболеть.

Если вы получите эту трансцендентную прививку, вы не перепутаете ее ни с чем, это будет абсолютно. Не будет ни сомнений, ни вопросов. Главное, не бойтесь этим заболеть. Заболеть и никогда не переболеть. Трансцендентная «зараза» беспощадна, она дарует нам болезнь от всех лекарств, которыми нас тщетно соблазняет этот мир.