Современная литература, в принципе, находится в положении весьма плачевном. Сейчас количество писателей чуть ли не сравнялось с количеством читателей. Это полбеды. А вторая половина - в очевидной идеологической и вербальной "выработанности" индоевропейских языков. За сорок-пятьдесят лет этого столетия проза, поэзия, лексика достигли необычайного расцвета. Трудно найти тему, проблему или эмоцию, которая не была бы исследована во всех вариантах. Последние десятилетия прибавили несколько экзотических мировоззрений, несколько национальных, геополитических, психологических вопросов, но ничего решающего. Процесс интеллектуальной "ресублимации", предсказанный Максом Шелером, идет полным ходом - читательскую вялость, падение коэффициента интереса все более трудно подстегнуть, поднять эротическими, агрессивными или разоблачительными допингами. Практика авангардизма начала века - Хлебникова, Маяковского, Шершеневича - прояснила следующий важный элемент: язык нельзя искусственно разнообразить и "обогатить". Язык довольно медленно усваивает жаргонизмы, диалектизмы, новые бытовые выражения. Конечно, интенсифицируется вербальная диффузия, однако англицизмы типа "спонсор", "ваучер", "дилер" и т.п. не очень-то приживаются в литературном языке и служат, скорее, для стилистической окраски. Осталась, пожалуй лишь одна благодатная область - читательский мазохизм. Читатель пока еще с удовольствием принимает критику существующих беспорядков, беспрерывные инвективы, удары хлыстом, издевательства, злые насмешки.
Интересно, она реально свободна или резкие повороты головы, хрипловато-интонированный голос, слегка безапелляционный, - манера, возбужденная подобным окружением? Разве можно понять в женщинах что-либо? "Непредсказуем их путь, как путь рыбы в воде", Будда, разумеется, умел на кружевах водоворота направлять челнок своего тела, зная навигацию. Так называемая женская мудрость. Интересно, почему о женской психологии написаны тысячи книг, о мужской почти ничего? Нет, кажется есть одна, Дэвид Ризман "Миф о мужчине в Америке", даже резче сказано миф о самце. Мужская психология входит в человеческую, вернее в безбрежно общечеловеческую. Но разве в Америке есть мужчины? Мексиканцы об этих особях говорят: no cojones - и переводить-то неприлично. Женя была в Америке, но потом рассказывала лишь о нравах сорок второй улицы, где гуляют проститутки. Согласно сплетням и разговорам, Женя, подобно одуванчику, раскинула свои желания по всей эмоциональной сфере. Такой Женя представляется другим. А какого мнения Женя о себе, существо с волосами цвета старинной меди, которое причесывается левой рукой и глядит из зеркала? А какого мнения Женя о себе, когда смотрит одиноко в темноту или когда в закрытых глазах начинается восход сомнамбулической луны?
Мы делаем только первые попытки определения черно-фантастической беллетристики, освещения ее тематики, психологического горизонта и основополагающих констант. Надеемся, что знакомство с творчеством Густава Майринка и других выдающихся мастеров, чьи произведения мы собираемся опубликовать в коллекции "Гарфанг", поможет уточнить наши концепции и оправдать рискованность некоторых весьма категоричных определений. Патриархальная культура исчезает. Позволим себе здесь признаться в полном непонимании позитивных ценностей торжествующего матриархата или, если говорить точнее, гинекократии. Мы согласны с Джордано Бруно, что земля - живое существо, и согласны с Уильямом Блейком, что "вращающийся в пустоте шар - мираж, придуманный Ульро" - демоническим пропагандистом чистой материальности в мифологии этого поэта. Мы верим в возможность качественной активизации органов чувств, о которой "микроскоп не знает и не знает телескоп. Они изменяют рацио наблюдателя, но не проникают в сущность объектов" (Уильям Блейк, "Мильтон").
Майринк пытается нащупать гордиев узел проблемы: спровоцированная кем-то или чем-то жизнь зажигает наши зрачки, заставляет нас работать, суетиться, кричать, любить, ненавидеть. И когда действие провокации кончается, глаза потухают, голова опускается, пальцы сцепляются, и мы сидим в тягостном, напряженном ожидании... новой провокации. В Африке это называют позой "таири", на Гаити отдыхом "зомби" - так сидят оживленные колдунами трупы после монотонной и элементарной работы. Наблюдатель чувствует, что и сам он медленно и верно втягивается в это роковое оцепенение: "Я вспоминаю все мрачные переживания своей жизни, они поочередно возникают в памяти и взирают на меня черными глазницами домино. У меня такое ощущение, словно полость рта забита большой серой каучуковой массой, которая разрастается, заполняет гортань, заполняет мозги". С белых костяных пластинок домино глядят черные глаза. Юноша, сидящий рядом, пытается уложить эти костяшки в коробку... и симметрии никак не получается. И наблюдатель аналогичным способом силится навести порядок в своей бедной голове: "Я вспоминаю все мрачные переживания своей жизни, они поочередно возникают в памяти и взирают на меня черными глазницами домино, словно ищут неопределенный ответ: я стараюсь расположить их в какой-то призрачной коробке, в каком-то зеленом гробу - но каждый раз выходит то больше, то меньше".
