Робинзон

Робинзон    

Я редко заглядываю в почтовый ящик, но этим вечером все таки раскрыл его – захотелось чего-нибудь почитать перед сном. Читаю я плохо, разучился за ненадобностью и газеты обычно долго тискаю обеими ладонями – мне нравится шелестящий, наглый, успокоительный треск новостей ( как- будто после троянской войны случилась какая-то новость). На сей раз мне повезло – попалась квитанция и я заранее предвкушал наслаждение в теплой постели. Квитанции я с трудом разбираю, легче поддаются расшифровке приветливые, пьянящие тексты. Правда, о чем может быть квитанция? Никаких коммунальных платежей я не платил, а власти предержащие предупредил заранее через своего агента, что платить нечем и не будет чем, пока не ограблю пивную напротив. Ответ в высшей степени легкомысленный: напротив собираются строить детский сад, агента у меня сроду не было, хотя я, по дороге в аптеку стал перед каким-то пьяным на колени и спросил тяжело ли ему живется? Он сказал, что легко, но если я отдам ему ботинки под залог Эйфелевой башни…Ботинки я отдал, но все же сомневаюсь, агент он или нет. Мой единственный друг сказал, что я поступил с присущей мне пустобрехостью. Зовут этого друга то ли Чома, то ли Фуфлик, приехал он из Алтая или из Парагвая – в географии я слабоват - ненароком позвонил в мою квартиру, спросил Сергей Иваныча, поставил чемодан в углу, просидел, понурив голову, часа два: я знаю, потому что успел покататься на метро, полюбоваться новым памятником Церетели, зашел в музей покинутых родственников, потом в заброшенный, но красивый пустой курятник, вернулся и застал его в той же позе. Однако заболтался…

  Не подождать ли нового друга, радостей у него мало, а тут квитанция. К черту, я эгоист, в конце концов. Электричество власти отключили, но у меня есть свечка. Кстати, а как меня-то зовут? Точно не Сергей Иванычем. Ладно, с этим потом. Полночи шарил свечку, нашел письмо. Главное, даже спичек нет. Позвонил в соседнюю квартиру: «Степанида Матвевна, у вас…» «Хорошее ведро с известкой для тебя найдется, чума тебя пощекочи! Участковый аж заплакал, с горя два чайника чаю выхлестал, окромя поллитровки, всё тебя поджидал! Убийца, говорит, форменный. Вон, скорая его увезла!» Пока она излагала судьбу участкового, стянул у ней спички, пообещал подарить Фуфлика (нового друга) и был таков.

   Дома постелил на кровать новые простыни (событие всё таки), взял в одну руку квитанцию, в другую коробок спичек и задумался. Процесс мышления мне несвойствен, да я и так давно все продумал, так что решительно ничего не мешало развернуть квитанцию. Но тут пришли в голову строки: «…на этот след голой ступни на морском песке я не променял бы золотых стен своего грота.» Откуда это? Часа три мучительно вспоминал, зажигая для развлечения спички, потом озарило: ведь это Сент-Джон Перс «Образы Крузо». Надо предварить странное сие замечание: у читателя могло возникнуть впечатление, что я субъект опустившийся, малограмотный, балансирующий на канате социальной опасности…стоп! К чему нелепые оправдания? Я есть я, нравится это кому-то или нет. Да, читал когда-то «Робинзона Крузо» и Сент-Джон Перса читал, а теперь сжег из-за пустяков массу спичек, а важную квитанцию оставил втуне. Так. И что такое втуне? Может, в туннеле? Как я мог оставить квитанцию в туннеле, когда вот она. Может, подождать нового друга, чтоб помог разобраться. Но ведь я его подарил Степаниде Матвевне, все одно как в милицию сдал! Горюет, поди, бедолага. Ну ничего, отдохнет там на нарах, отожрется, а то худой как спичка. Или только хотел подарить? Помоги мне святой Варсонофий, про квитанцию и думать забыл. Вот она, кстати: «Просим ослобонить фатеру поелику.» Боже ты мой, из-за такой ерунды последние спички сжег! Хотя…квитанция наверняка шифрованная. «Ослобонить» - явно прочитывается слово «осел». Причем тут осел? Я видел-то его в кинофильме  лет пятнадцать тому. А сколько мне лет? Ладно, кто-нибудь поздравит с днем рождения, вот и узнаю. А кто поздравит? Родных у меня нет. Сегодня был в «музее покинутых родственников», вот бы поискать. А может имеется в виду «Осло», столица Норвегии? А «поелику»? Тут явно прощупывается «ель». В Норвегии кажется из елок что-то готовят, пароходы или спички. Дались мне эти спички! Надо бы узнать у «нового друга». «Чо- ма», - позвал я. Тихо. Кажется я подарил его этой стерве, Степаниде. Сейчас верно где-нибудь слезьми обливается на лесоповале. Сволочь я все таки. Ладно, что было, то чем-то там поросло. Нет, «поелику» определенно напоминает фамилию. Может, мою? Или моего отца? В квитанции сказано «фатера». А кем он был? Господи, так ведь участковым. Помнится, вместо погремушки пистолет мне совал в колыбельку.

   Задремал я в многоэтажных воспоминаниях и заснул. Проснулся – в ногах постели сидит новый друг. Молчит, сопит задумчиво. Тебя уже отпустили, Чома? Угу, говорит: «Вчерась, как ты меня сдал Степаниде, у ней участковый сидел, чай пил. Меня как увидел, вызвал скорую, себя велел в больницу доставить, а меня на лесоповал, за вас принять изволил, Сергей Иваныч.»

  Я закутался в одеяло поплотней: «Холодно там, на лесоповале? Белки прыгают, елки падают.»

   «Ничего такого не видал. Выдали мне сумку с пивом, велели нести на черный ход. Там, мол, конференция происходит.»

   «Да уж без черного хода странно как-то…»

   «Иду себе, иду, заплутался совсем, встречает меня однорукий погорелец: «Трофим Трофимыч, Бог тебя послал, дай хоть пивом пожар потушу.» Ловко так пиво одной рукой открывает, кусты поливает. «А меня Трофим Трофимычем зовут.»

   «Ладно, Чома. Степанида на радостях в церковь пошла?»

   «По профессии я летчик-космонавт. Сейчас вагоны разгружаю. Вот сейчас к вам, Сергей Иваныч, зашел будучи дружен домами. Думал, помер дедушка. А вы молодцом из себя. А Степанида точно в церковь наклеилась, новый ватник нацепила весь в бисерах да в лентах. А тут ей премию дали за мою, значит, поимку, я ведь космонавт-рецидивист, но судьба-злодейка не по ихнему рассудила. Пошла салфетки покупать.»

   Скучно стало и я заснул. Проснулся, глаза протер, вижу Чома по стенам картинки приколачивает. «Чома, - говорю, - меня тут в Осло, в Норвегию вызывают, вон квитанция лежит, так ты мне напоследок почитай «Робинзона Крузо». Читать небось умеешь?»

   «Как не уметь. На лесоповале сам полковник обучал. Только он глухонемых. Ну меня и зачислили, с виду я как есть глухонемой. Только что читать будем, Сергей Иваныч? Книжек у вас кажись не водится.»

   «Пошарь под кроватью, там книжка была. Она и есть «Робинзон».

   Под кроватью Чома ползал часа три. Старьевщик заходил, ножи мне наточил, думал ему Чому сдать в ученики, потом жалко стало: в сарай какой- нибудь попадет, кто мне книжку-то почитает? Старьевщик картинки со стен содрал, а взамен кривую ложку подарил. Будет чем суп есть. Чома сварит, раз он летчик. Гляжу – он, сердешный, вылезает. Я его поначалу не узнал: в красных трусах, ноги босые, а во рту – скомканная газета.

   «Кто ж тебя так», - спрашиваю.

   «Переодеться решил для порядка. Книжку нашел, только не знаю, та или не та. Газету на всякий случай прихватил. У вас там полно, Сергей Иваныч, скомканных газет.»

   «Собираю для коллекции.» Странно, думаю, с газетой во рту он еще красивей разговаривает.

   «Каюсь, Сергей Иваныч, согрешил, соврал, что поделаешь, рецидивист. Зовут меня Пафнутий Пафнутьич. Фамилии нет – сняли за игру в футбол, пока офицером служил. Для друзей просто – Паф. А куда картинки мои девались?»

   «С галереи пожарные приходили, забрали. Шедевры говорят. Я тебя звал, веником даже искал под кроватью, не нашел. Взамен кривую ложку сунули, ворье. Степанида,верно, их прислала. А может, участковый. Сам понимаешь, скучает служивый в больнице. Ну ладно, все это пеньки да завалинки, давай, Чома, книжку почитаем.»

   «Вот, Сергей Иваныч. Только книжка больно заковыристая. Вроде «Робинзон», а глянцу маловато. И язык то ли марсельский, то ли марсианский, не разберу.»

   «Ну- ка. «Любезные соображения водопроводчика о Машеньке и кирпичах. Книга на японском наречии. Автор Чома Лихой.» Название длинное, а так сойдет. А твоя фамилия, часом, не Лихой?»

   «Нет. У меня фамилия тихая, покладистая вроде лапши. Вот они от зависти и озверели. А вы и по-японскому кудахтаете, Сергей Иваныч?»

   «Когда в сотоянии растворюсь, пара пустяков.»

   «Так у нас книжка разве про Робинзона?»

   «Запомни, Чома, по-японскому Машенька – Робинзон. А про кирпичи они для форсу прибавили.»

   «А –а-а. Вот чего они такие косоглазые.»

   «Нет, косоглазые это китайцы. А японцы – народ справный, форменный. Ты разве, Чома, в японском плену не был?»

   «Нет, по здоровью не взяли. Я тогда на гражданке карасей ловил. С Машенькой познакомился. Ладная девка, на скворешник похожа. А может на трактор. Ее теперь Степанидой кличут. Скрывала, мерзавка, что она – Робинзон.»

   «Это я, похоже, обознался. Забывать стал японский. Дай-ка словарь погляжу, - вынул у него изо рта газету и принялся читать, - так…так…японские водопроводчики, разбирая кирпичи (это опускаем), откопали племя Степанид-каннибалов. Вот, Чома, языки-то знать!»

   «Газета не совсем, чтобы японская.»

   «Я других не держу. Видишь, Чома, в какой ты подвал въехал! Это тебе не скворешник. Каннибалиху Степаниду принял за Робинзона! А если б она тебя съела? Меня бы тут завалили квитанциями. А где, кстати, моя квитанция?»

   «Под кровать положить изволили, Сергей Иваныч. Вам не пора вещички укладывать? Как-никак в Норвегию собираетесь, небось со спецзаданием.»

   «Ну ее к черту! Слушай, Чома, вот что мне в голову пришло: ты с виду чистый каннибал, вот бы тебе Степаниду съесть.»

   «Обижаете, Сергей Иваныч, простого человека. Опасаюсь. Она, похоже, тухлая.»

   «Дурак, тебе героя дадут. А потом мы и Робинзона почитаем.»    

   «А нельзя ли, Сергей Иваныч, спервоначалу почитать. Для куражу значит.»

   «Отчего ж. Соберусь только. Надо глаза внимательно закрыть. Японский язык, Чома, при закрытых глазах туже идет, основательней. А все таки закусил бы Степанидой. Она не то, чтобы тухлая, она рыхлая. Копия тебя. Ее хоть ложкой ешь, урчать будет от удовольствия. Ложка у нас есть, пожарные принесли, горчицы я тебе спроворю. Под кроватью где-то каталась. К тому, Робинзону услугу окажешь, он ведь с каннибалами воевал, натерпелся видать страху, а тут ему и союзник.»

   «Так вдруг она меня съест?

   «Ты уворачивайся, с пляской аппетит нагуливай. Пройдешься вальсом, ложкой ее ткни, раз, два, раз два…и дело пойдет.»

   «Ее и дома нет. За салфетками ушла.»

   «Сходи за ней. За салфетками далеко не уйдет. Среди домов и аппетит разыграется.»

   «Баба она больно здоровенная. Опасаюсь, Сергей Иваныч, вот те крест, опасаюсь. Я кроме божьей коровки тяжестей не поднимал.»

   «Видишь, аж корову таскал! А божья она или нет, где надо разберутся. Не ждал я, Чома, от тебя такого слабоволия. Как бишь тебя кличут?»

   «Прозываюсь Пафнутием Пафнутьевичем. Давеча согрешил перед вами, собственным свояком  притворился.»

   «Это хорошо. Свояк значит свой. Тебя и в Японии знают. – Я закрыл глаза и принялся чесать по-японски. – Бывший урусский богатырь Пафнут-сан отбыл с кирпичами (пропускаем) на свидание к бывшему людоеду Робинзону-сан Крузо-сан. Вот тебе и штука, панорама шибко затейливая получается.»

   «Может, промахнулись в японском, Сергей Иваныч? И что это за хвостик «сан»?»

   «Это сорт пива такой. Совсем ты, Чома, дремучий. Пожалуй для крепости надо книжку почитать. Давай «Любезные соображения». Я зажмурился и начал:

                                     На четвертый день закат пышно осветил кадиллак, который

                                     буйные волны прибоя кидали с елки на елку.

                                     С елки на Робинзона упал кирпич(опускаем)

                                            *          *          *