Об одной гипотезе Александра Дугина

В лекции, прочитанной Александром Дугиным в «Новом Университете» «Смерть как язык», речь шла о резкой оппозиции мира креации миру манифестации и о месте христианства в данном конфликте. Несколько разъяснений, прежде всего. В манифестированной, т.е. непосредственно явленной вселенной, где все беспрерывно изменяется и трансформируется, конечно, нет и не может быть никакой закономерности, цикличности, равновесия, а, следовательно, никакого познания в современном смысле. Вот, что писал А.Ф. Лосев касательно системы Плотина: «Объяснять одну вещь через другую, другую через третью и т.д. – значит расслаивать объясняемую вещь на отдельные дискретные части, поскольку каждая причина вещи объясняет только какую-нибудь одну ее часть. А это значило бы утерять вещь как целое, утерять ее как нечто единичное, единственное, как нечто не составляемое из частей, неделимое и неповторимое. Либо вещь объяснима генетически, т.е. из целого ряда следующих одна за другой причин – тогда она является только решимостью и теряет свою неповторимость, свою личность, – либо она есть неделимая и неповторимая личность – тогда ее появление объяснимо только... ее появлением». В таком мире остается только... жить, наблюдая внешние или тайные изменения и влияния, сразу отказавшись от мысли проникнуть во внутреннюю сущность чего бы то ни было, в том числе и себя самого. При отсутствии всякой статики познание превращается в путешествие – галлюцинативное и нецелесообразное.

Манера и маньеризм

Что же, все-таки, это такое: “манера”? Начнем с самых простых примеров. Допустим, вы идете по улице, и кто-то спрашивает вас, как ему куда-то пройти. Обычно, человек, если знает, то просто покажет: направо, допустим, а потом налево. Если человек ходит по улицам манерно, то он покажет примерно так: изящно поднимет руку, посмотрит на сияние своих ногтей в солнечном свете и спокойно заявит вопрошающему: "Идите туда, куда я вам показал". Прохожий в недоумении: "Вы мне ничего не показали". Но оказывается, что сияющие ногти были направлены как раз туда, куда ему нужно... Человек, который хочет научиться манерам, никогда не будет делать откровенного жеста. Чтобы ответить на какой-нибудь элементарный вопрос, он, вместо одного жеста, сделает несколько. Скажем, десять.

Джон Ди и конец магического мира

У Хайдеггера есть понятие “Offenheit” (“открытость”), и он пишет в “Sein und Zeit” (“Бытие и Время”), что когда-то мир был «открытым». И он противопоставляет этому «открытому» миру, мир «закрытый», в котором все мы живем. Это значит, что мы уже не можем просто войти в лес или погулять в поле… И вот в каком смысле мы это сделать не сможем: мы люди -- закрытые, не знаем ни трав, которые там растут, ни птиц, которые поют. Все мы отличаемся агрессивной аналитической психологией. Допустим, ботаник объяснит нам что-нибудь про одуванчик, объяснит, то, что мы можем прочитать в любом учебнике, или скажет: «вот поет малиновка, сейчас весна, малиновка справляет свадьбу». И мы можем даже отличить пение малиновки от пения щегла, например, хотя это трудно… И это, собственно, все, что мы можем знать о живой природе, но и это дает нам преимущество перед большинством наших спутников. Вот что значит «закрытость» современного человека перед природой.

Алхимия в современном мире - возрождение или профанация?

Попробуем с вами поговорить об алхимии. Я хочу вам сказать, поскольку алхимия относится к числу так называемых "веселых наук", о ней в принципе не стоит говорить серьезно или очень серьезно, скорее о ней стоит говорить как бы повеселее. Примерно так. — В книге "Алиса в стране чудес", как вы помните, однажды морж и плотник (была там такая пара героев) пошли на берег моря и поговорили. Морж спросил плотника, как у того дела, много ли денег заработал? Тот говорит: “Да много, да, но это не интересная тема”. “А ты давно за рыбой нырял?” Тот говорит: “Давно, но это тоже не интересная тема”. “О чем же мы поговорим?” И решили поговорить о капусте и королях. Как вы знаете, потом О. Генри написал свой замечательный роман "Короли и капуста". Дело в том, что и короли и капуста к алхимии имеют определенное отношение. Сначала поговорим о королях, а потом о капусте. (Капуста, которую вы видели на огороде, а совсем не деньги.) Поэтому мы не будем путать эти два понятия.

Опус в черном

Я бы хотел, чтобы мы с вами подумали, что вообще означает слово «алхимия». Это не легко установить. Ни один европейский язык не дает этого слова в буквальном переводе. Считается, что оно арабского происхождения, но это не точно. Древний Египет здесь тоже «не помощник». На коптском языке есть слово «Кеми», что означает: «черная земля». И все. До «алхимии» здесь довольно далеко. Есть мнение о древнеегипетском происхождении магии, мистики, алхимии и герметизма. Лет пятнадцать назад вышла весьма любопытная книга датского исследователя Иверсена, которая называется: «Миф о Египте в ренессансе и барокко». Этот исследователь очень недурно объяснил, что представление о Египте, которое сложилось в XV — XVI — XVII вв., совершенно не соответствует действительности именно потому, что египетская мифология была известна в основном по Геродоту или по книге Плутарха (еще в XV в. во Флоренции напечатали весьма занятную книгу которая называлась: «Гипноэротомахия Полифила», где некий греческий автор III в. представлял иероглифы Египта). Иверсен замечает, что даже в наше время, при очень развитой египтологии, мы знаем примерно столько же, сколько знали люди Возрождения или барокко, т.е. почти ничего, поскольку прочитан лишь первый лингвистический слой иероглифов, а их минимум семь. И этот самый первый слой касается скорее обыденной жизни — торговли и прочих подобных вещей, но совершенно не касается того, что все считают главным в древнем Египте, т.е. исследования древней магической цивилизации. Поэтому все наши представления об этой стране, в том числе идея о том, что и алхимия зародилась именно там, не выдерживают критики.

Неистовый и энергичный Рембо

Стихотворение непонятно, однако удивительно лирично для чуждого и враждебного Рембо. Вообще, лиризм для него – один из холодных стилистических приемов. Он не любит людей и, за редким исключением, чуждается какой бы то ни было близости. «Любовь надо изобрести заново», - одно из классических его выражений. Во фрагменте из «Озарений» под названием «Н» - один из примеров подобной любви. ( «Н» - не произносимо по-французски )
«Все формы монструозности терзают горькие жесты Ортанз. Ее одиночество – механическая эротика, ее утомление – динамическая любовь. Под охраной детства она была в многочисленные эпохи пылающей гигиеной рас. Ее дверь открыта нищете. Там мораль современных существ распадается в ее страсти или в ее акции. О ужасное дрожание новых любовников на окровавленной почве, затянутой белым водородом! Ищите Ортанз.»

О магической географии

Проблематичное инобытие проступает альбиносами, недвижной тревожной тишиной, айсбергами, которые распадаются живыми, агрессивными кусками льда и набрасываются на тяжелые низкие тучи, снегом цвета лепры и неестественными колоритами в туманном почти прозрачном веществе «земле-воды». В отличие от обычного относительного покоя, космические элементы здесь живут интенсивной жизнью. Капитан Гай в необозримой чуждости этих пространств перестает отмечать дни и координаты, ибо сомнамбулическая атмосфера всякий помысел и всякую инициативу растворяет в безразличие. Сие обнаруживается при встрече с дикарями – низкорослыми безобразными людьми с черными зубами. Капитан Гай не обращает на них внимания, потом неожиданно пропадает со шхуной и экипажем – будто все они перешли в другой сон. Артур Гордон Пим и его спутник Питер остаются одни в ужасной ситуации. Им удается убежать от дикарей, но не от голода и жажды. Неожиданно они находят ручей весьма странного вида: «Жидкость струилась лениво и тягуче, словно в простую воду вылили гуммиарабик. Эта вода прозрачная, но не бесцветная, переливалась всеми оттенками пурпурного шелка. И вот почему: вода слоилась, словно распадаясь минеральными венами, и каждая фасета светилась своим колоритом. Лезвие ножа наискось рассекало эти вены, но они тотчас стекались. Если же лезвие аккуратно скользило меж двух вен, они смыкались не сразу.»

Дугин А.Г. Головин и сущность поэзии

Головин интерпретировал и пояснял поэзию и литературу так, как никто и никогда ее не интерпретировал и не пояснял. Его герменевтика включала самые разные жанры – от приключенческих авторов и классики до авангардной поэзии. То, как он читал, само по себе требует досконального изучения. Он обязательно восстанавливал контекст, в котором развертывалось повествование или складывались поэтические образы. Скрупулезно исследовал эпоху, ее нравы и моды, ее стили и конвенции. Если брал в руки одну книгу автора, то обязательно прочитывал все остальные, даже в том случае, если ему произведение не понравилось. Что ж говорить, если понравилось! Поражало, что он тщательно прослеживал и самые неинтересные нити, биографические детали и связи. Но это только начало его подхода, которого за глаза хватило бы на дестяки культурологических школ, учитывая охват его интересов.

Евгений Головин поэтом в абсолютном смысле этого слова. То, что он писал стихи, и то, что эти стихи восхительны, в его случае почти не имеет никакого значения. Головин был бы поэтом, причем поэтом среди поэтов, даже если бы он не написал ни единой строчки. Быть поэтом значит создавать. Но то, что создается, для самого поэта и для сущности поэзии не имеет значения. Произведение, поэма, живет своей жизнью, и настоящего поэта все это больше не интересует. Произведениями интересуются потребители, любители, коллекциониры, все те, кто нуждаются в образце, чтобы его воспроизводить. Поэт свободен от своих произведений, так как он погружен в то пространство, откуда все и происходит. Только тьма имеет значение, тьма и ее друзья – ужас, безумие, отравление, галлюцинации, надлом, боль, нищета, бездомность, несходимость числовых рядов, одним словом свобода. Поэт – тот, кто свободен.

Дугин А.Г. Auf, die Seele! (эссе о Евгении Головине)

О чем пишет Головин в своей книге? О чем повествует в лекциях? Все не так очевидно. Понятно лишь, что это не эрудиция и не информация… Едва ли он ставит своей целью что-то сообщить, о чем-то рассказать, продемонстрировать свои познания, привлечь внимание к терпким формулам и гипнотическим сюжетам. Сообщения и статьи Головина не имеют ни начала, ни конца, они жестко противятся накопительному принципу – по мере знакомства с ними человек не приобретает, но от чего-то избавляется – такое впечатление, что льдинка нашего «я» начинает пускать весенние капли, рассудок мягко плавится, каденции фраз, образов, цитат, интонаций уводят нас в раскрашенные лабиринты смыслов, ускользающих даже от того, кто увлекает нас за собой… При этом как-то очевидно, что мы сами, наше внимание, наше доверие, наша фасцинация абсолютно не нужны автору. Головин не покупает нас, он проходит мимо, задевая острым черным плащом непонятной, смутной ностальгии – это было бы жестоко, если бы он кривил рот, замечая краем глаза наши мучения, но он пристально смотрит в ином направлении, и это еще более жестоко, по ту сторону всякой жестокости… Он просто нас не видит, и все.

Анадиомена: Женская субстанция в герметике

Разбирая мировоззрение язычников, мы, понятно, не обязаны особо учитывать иудейский теизм. Но все же надо отметить: популярность иудейских доктрин расширяется одновременно с безусловным закатом античной патриархальности. В первом веке до н.э. растет пагубная изнеженность воинов и определенная с этим связанная доминация женской красоты. Оседлая и комфортная жизнь не способствует воспитанию военного дворянства. В предложенном Пьером Луи варианте александрийских нравов ни малейшего мужского акцента не чувствуется, напротив: роману довлеет иудейка Хрисида, мечтающая стать воплощенной Афродитой. Роль скульптора Деметрия весьма и весьма постыдна -- он зависит от правительницы Береники и от дикого, святотатственного каприза Хрисиды

Страницы