Бренчалкин

Бренчалкин

Один хмырь, с которым я учился в школе, остался мне должен авторучку. При страстном желании и экономии, я смог бы скопить на новую ручку, но зачем идти против принципа: должен – возвращай. Тем более, авторучка мне понадобилась в кои-то веки для серьезного дела. Для всяких там доверенностей, заявлений да подписей я всегда клянчил ручку у подвернувшегося субъекта, причем, будучи начисто лишен самолюбия, пресмыкался и унижался часа по два. Однажды даже пришлось жениться на бабке одного жадюги – иначе он ни за что не хотел одалживать ручки. Бабку я поселил у знакомого алкаша – он с пьяных глаз женился бы и на лопате.

   Теперь вопрос? С какой стати мне так понадобилась своя ручка? С некоторых пор появились большие сомнения касательно качеств моего характера: есть ли у меня какие-либо добродетели и пороки? Полагаться на других здесь нельзя, поскольку эти другие с удовольствием переложат на мои плечи весь свой духовный скарб и, довольные, пойдут пить пиво, оставив меня, наподобие туриста, влачить по тернистым дорогам жизни огромный узел со своим барахлом. Разумеется, я – не луч света в темном царстве, но и не половая тряпка среди кружев. Думать бесполезно – мысли, подобно медузам, уплывают, постепенно растворяясь в экзистенциальной кислоте. Или, может быть, в щелочи?Или в сиропе событий? Ну какие-такие «события» в моей жизни? А насчет сиропа лучше бы помолчать.

   Как-то пригласили нашу квартиру на экскурсию по желанию: кто хочет – пусть идет в зоопарк, кто хочет – в морг. Никто не пошел, сочтя прогулку в зоопарк детским занятием, один я отправился в морг, влекомый понятной, но «неведомою силой». Еще в юности меня тянуло в морг, но так называемые дела, так называемая работа и прочие отговорки потворствовали пренебрежению этим важнейшим визитом. Обыкновенная лень, подумал я и тут же забыл про это серьезное дурное качество. Памяти у меня не было никогда, но я считал ее отсутствие несравненно лучше присутствия и никогда не понимал нарочитого почтения к Мельпомене, будь она хоть первейшей богиней.

   Итак, двинулся я в морг. Меня встретили с особой почтительностью – посетители здесь были редки – элегантные экскурсоводы приняли меня за журналиста. Я долго рассуждал о чистоте помещения, о сверхинтуиции, вложенной смертью в мозги любимых своих служителей, о приличном выражении лица самых отъявленных негодяев в неподвижности смерти. «Платили бы побольше, не забудьте записать», - пропел чей-то дотошный тенор. «Да я, видите ли, ручку забыл», - начал я свою привычную речь. Тенор тут же подошел к центру зала, достал ручку из бокового кармана какого-то клиента и передал мне: «Это вам на долгую память. Не забудьте нашей настойчивой просьбы относительно зарплаты.»

   Эту просьбу я тотчас забыл. Представьте себе мое изумление: тенор достал авторучку из кармана моего школьного приятеля! Помер значит бедолага! Но какова все таки моя сообразительность! Тут же, в огромном городе, нашел должника! Сработал железный принцип: должен – возвращай!

   Когда я пришел домой, в голове всё вертелось. Зачем записывать качества моего характера? Я ловок, интуитивен, находчив, сообразителен, чего еще надо? Правда, есть у меня дефект – когда я подпрыгиваю, в животе что-то бренчит: то ли я впитал денежную мелочь с молоком матери, то ли объелся трески (говорят, они кладут в эту рыбу, в подарок покупателю, пакет с мелочью). Во всяком случае, меня прозвали Бренчалкин. Не знаю недостаток это или достоинство, надо ли записывать или нет, но раз уж записал, пусть остается. Да, но если я буду фиксировать всякую чушь, я опозорю чудом найденную авторучку. Что же делать? Дневник писать не стоит, так как в жизни у меня ничего не происходит, повести да романы – не моего ума дело. А может по-простому – что в голову придет, то и запишу. На читателя мне наплевать – если публика сия не ценит  даже Жана Ришпена, пошла она куда подальше. Бумага есть, авторучка есть…и вперед!

   Всё, что приходит, иногда уходит.

   Проснулся и упал.

   Тише воды, но громче железа.

   (При желании можно сделать из этих фраз максимы, извлечь глубокомысленные истины. Правда, они лаконичны. Мне более всего нравится «проснулся и упал». Скажем, божья коровка проснулась в полете и упала в одуванчик. Сколько таких несчастных случаев! И никто не виноват. Хотя эти крючкотворы-судьи всегда найдут статью против божьих коровок. Одуванчик у них почему-то всегда прав. Некоторые из них читали «Вино из одуванчиков» Бредбери и не взлюбили божьих коровок. Может потому, что последние вина не дают, а молоко? Черт знает этих юристов.)

   Авторучка вроде расписалась, а толку никакого. Ерунда получается. А какие у меня вообще отношения с чтением и письмом? Честно говоря, так себе. Когда меня просят чего-нибудь подписать, я стараюсь увести тему в сторону. Недавно, к примеру, на воззвании против войны в Ираке, я нарисовал алую и белую розу. То есть думал, что нарисовал. Получилось нечто вроде двух скомканных газет или двух пьяных крокодилов. Но публике весьма понравилось. Отсюда вывод: публике нравится всё.

   Фраза недурна. Надо бы афористически закрутить ее или просто начать рассказ:

«Тише воды, но громче железа божья коровка свалилась в одуванчик, где два пьяных крокодила читали две скомканных газеты о войне алой и белой розы. «Проснулся и упал» высотный дом, потревожив идиллию рептилий. Стоп! Прекрасная строка для стихотворения:

                                           Идиллия рептилии –

                                           Рододендрон.

                                           Барахтаяся в иле,

                                           Спешит на родео он.

   Видимо, ему наскучила и война в Ираке, и война алой и белой роз. Крокодилы, в сущности, миролюбивы и спортивны. К тому же на них упал высотный дом, что способствует бодрости духа. Господи! Сколько критики я на себя наведу! «Барахтаяся» скажут нельзя. «Барахтаяся в иле» нельзя одновременно спешить на родео. И причем здесь рододендрон? Рассказать всё это – не вызовет никаких нареканий. Нет. Либо, либо. Если я пишу, я обязан игнорировать устную критику. Писать, читать и рассказывать – три процесса, не имеющие ничего общего.

    Последняя фраза эпохальна. Ее необходимо иметь в виду, когда обладаешь авторучкой. А грамматика, заметит ученый игривец? Разве она разная в трех процессах? Да. «Всё, что приходит, иногда уходит», - с наслаждением цитирую себя. Всю эту грамматику придумали ленивцы, которые не ходят на родео: для лежебок, которые боятся даже пешком ходить.

   Независимость писания:

«Ты закинул ногу в седло тише воды, но громче железа. Потом свалился с лошади, ударил голову о камень и остался недвижим. Зрители хохотали. Публике нравится всё. Ты достал из седла роман «Три мушкетера» и стал искать героя, разбившего голову о камень. Это оказался капитан Рошфор. Оказывается, Дюма произвел в капитаны этого достойного человека. Вот тебе и грамматика! Сначала кардинал Ришелье поплыл в Антарктиду в поисках Версаля, но причалил к необитаемому острову и решил стать королем, как сказано в его трагедии «Мирам», ибо осточертели ему и Луи XIV и Анна Австрийская. Капитан Рошфор помог ему прогнать Робизона Крузо (Всё. что приходит, иногда уходит). Однажды Рошфор проснулся и упал с дерева. Под ним нечто завизжало – он свалился прямо на миледи, сосланную на остров герцогом Бекингемом за попытку убить чуть ли ни его самого. Миледи была сложна – тише воды, но громче железа! Ришелье воскликнул (где мой д'Артаньян!) и отправил миледи стрелять коз. Она умудрилась рухнуть со скалы в лодку, которую тайно строил капитан Рошфор и…разделила его судьбу…Многоточие удачно. Какую судьбу? Ты ударил голову о камень и стал искать героя, разбившего голову о камень. И что? А то, что Рошфор и миледи соединились и сообща стали «летучим голландцем». А Ришелье? Ришелье нашел Дэ (забыл кого) и слился (с кем-то) в «железную маску».

   Три процесса, не имеющие ничего общего, - писать, читать и рассказывать. О Рошфоре и Ришелье можно прочитать и рассказать. Зачем тратить авторучку? О чем стоит написать? О камне. Ты ударил о него голову. Ты стал искать героя. Своеобразно, увлекательно, многозначно. Не описывать камень, а дознаться, почему он подвернулся именно под твою голову. Сосед из дома напротив каждый день падает на кирпичи и булыжники и…ничего. Он, правда, падает умышленно – ищет чего-то в камнях. Кроме повестки в суд покамест ничего не нашел, но надежда плавает в его фантазии. Итак.

   Щекотание в авторучке. Побуждение к новому фрагменту: «О равнодушии камня»       

   Письмо:

   Название исключительно спорно. Гумилев в стихотворении «Камень» резко отрицал подобное качество камня. Но даже вне этого авторитета, равнодушие камня сомнительно. Не будем цитировать исторических примеров вроде Голиафа или Полифема – эрудиция как рыбачья сеть – кроме дыр в ней ничего не найдешь. Обратимся к дивной простоте. Возложим камень в неустойчивом положении на край крыши и станем под ним. Простоим дня три под камнем – он непременно упадет на нашу голову по логике письма, а не чтения и рассказа. Чтение и рассказ есть просьба, мольба – камень способен внять оным, причем без всяких религиозных оснований. Камень слушает свободную волю рока, которая нам недоступна – в лучшем случае мы признаём случай в виде потока дождя или землетрясения или улета всего существующего в другое бытие или антибытие. (Ценность написанного – в радикальной непонятности – этого не прочтешь и не расскажешь. Попытка устного объяснения зацепит другое объяснение, затем третье, затем гроздь иначе базар. И все ради того, чтобы кого-то в чем-то убедить. Убеждение либо усталость, либо суггестия – это так или иначе проходит, а убеждаемый быстро забывает аргументы или хихикает над дураком убедителем.

   Но я отвлекаюсь от камня, который позволяет писать о нем, вернее о его загадке. Некоторые вещи он явно запрещает. Упаси Бог написать про «дамоклов меч» или Пизанскую башню, вообще обо всем, имеющем тенденцию к перемещению места. Не любит он также грамматики: нет смысла обзывать его именем существительным, наречием или глаголом. Он сам знает про себя всё. Недаром ни досократики, ни постсократики ничего о нем не написали. А если и написали, я не обязан об этом знать. Ортега-и-Гассет рассудил так: незнание – нормальное человеческое состояние. Много, если вы знаете ваших соседей.

   Вот кого я точно не знаю – своих соседей. Секунду! А камень у меня над головой! Так я не устанавливал, я только написал о нем. Он, так сказать, воображаемый сосед. Положим, это не довод. Воображаемые соседи куда похуже настоящих. Привык на лестнице встречать постоянного соседа и вдруг…это твой тайный враг, что пишет на тебя бесконечные кляузы, либо начальник, либо, хуже всего, родственник. Потом хорони его на свои деньги. В морге я побывал, это правда, но сомнительно что-то. Служащий морга не имеет права дарить чужую вещь. Откуда ему знать, что авторучку украл у меня мой приятель по школе? Если б хоть на ней была моя фамилия написана. Или: украдена такого-то числа по смертельной ненависти к обладателю. Он стеснялся написать, но причина именно в этом. Потому и помер. Стыдно стало. Вот граф Монте-Кристо украл мерседес, да еще пещеру прихватил под видом гаража – такой человек ездил повсюду гордый, высокомерный. Никто и не думал его арестовывать. А моего приятеля, наверняка, задержали и в тюрьму посадили. Там и помер.

   Огромный камень свалился на стол и раздавил авторучку. За  спиной раздался смех.